Встречаем юбилей вместе #18
Великий Устюг,
ул. А.Угловского, д.1,
ЗАО "Северная чернь" +7 (921) 060-85-35
Москва, 
ул. Кузнецкий мост, д.21/5, 2 подъезд, офис 4013 +7 (921) 066-86-09
Москва,
ул. Большая Тульская, д.13
ТРЦ Ереван Плаза, 1 этаж
+7 (921) 230-58-52
Ваша корзина пуста
/ Встречаем юбилей вместе #18

Встречаем юбилей вместе #18

08/05/2023

Помню, она у меня удивила, показалось странным, какая связь между артелью «Северная чернь» и шелковыми искусственными цветами?
И вот недавно нашла информацию о цветочном мастере, который работал в «Северной черни». Мы привыкли, что артель занималась только изготовлением черненных изделий. Оказывается, под крышей артели работали и мастера по изготовлению искусственных цветов. Главным мастером цветочных дел был Павел Ефремович Костыле.

Павел Ефремович Костылев.jpg

На фотографии: Павел Ефремович Костылев за любимой работой

О талантливом человеке, который знал и любил живую природу этот небольшой рассказ. За основу взяла статью Сергея Маркова «Устюжский Линней», 1936 года.
"У старого мастера Павла Костылева страшное несчастье. В раннем детстве он получил тяжелое увечье и оглох. Потеряв слух, он потерял и чувство собственной речи. Костылев стал косноязычным, его звали даже глухонемым.
- Вы люди счастливые, мучительно бормочет мастер. – Вы птицу слушаете, когда она поет, соловьев каких-то, а я никогда в жизни даже не слышал петуха. Плохо…- он качает головой. – Калека я, но радость вся у меня в труде.
Родился Костылев в Шенкурском уезде, в Архангельской губернии. Много лет тому назад маленьких глухой «шенкуренок» пошел по миру, добрался пешком до Верхнего Поволжья, где стал пасти около Данилова крестьянский скот.
Пытливый мальчик знал хорошо жизнь леса и полей. Он каким-то чутьем проник в жизнь цветов. Цветы и травы были для него живыми существами. Как-то пастушонок встретился с даниловским ветеринарным врачом. Врач взял мальчика на воспитание. Семья врача выучила пастушонка грамоте. Это было страшно трудно, так как Костылев не имел никакого представления о звучании букв алфавита. Но мальчик стал читать! Он набросился на книги.
У врача была жена, которая делала искусственные цветы. Зная любовь пастушонка к растениям, докторша показала Костылеву начала цветочного мастерства.
Потом пастушонка увезли в Петербург, в мастерскую искусственных цветов Фридриха. Немецкий ремесленник учил делать стандартные яркие и грубые цветы.
Но Костылев не зря знал жизнь растений. Молодой мастер пошел по своему пути. Он изучил строение и форму тысяч растений. Костылев бродил по лесам, выискивал понравившиеся ему цветы, тонул в болотах, блуждал в дебрях и приходил счастливый, возбужденный, с охапками цветов и трав. Он раскладывал их на столе, сравнивал каждый цветок с другим, искал материал, из которого лучше всего выйдет то или иное растение. Он ничего не знал о Линнее и других великих ботаниках, но в силу любви к делу сам сделался подлинными ученым ботаником.
В 1913 году Костылев получил диплом мастера цветочного дела. И много лет подряд он бродил в Крымских горах, в веселых сосновых лесах Урала, в дремучих архангельских дебрях.
Цветочный следопыт делал подчас невероятные вещи. Когда Павел Ефремович был в Крыму, он увидел на курортной клумбе редкую пышную розу – гордость всей Ливадии. Костылев просиживал возле розы часами.
Через два дня директор санатория остолбенел, увидев, что роза перекочевала с клумбы в стакан с водой. Костылев невозмутимо сидел около розы.
- Это вы сорвали розу? Как вы смели? Я вас немедленно выпишу, - закричал директор.
- Это моя роза, - спокойно ответил Костылев, приглаживая седые кудри.
Директор побежал к клумбе и протер глаза. Он ничего не понимал. Роза по прежнему цвела на клумбе. Где же Костылев мог взять вторую такую же редкую розу?
И тут выяснилось, что роза в стакане – только искусная подделка под живую природу. Павел Ефремович сделал розу сам, как говорится, из своих материалов и своими руками. Костылев – старый холостяк. Дома он все делает сам – шьет, варит варенье, стряпает. Кроме цветочного искусства, мастер знает еще несколько ремесел. В свободное время он читает или берет в руки старый стереоскоп. Картинки в стереоскопе все полезные: Иеллоустонский парк, норвежские шхеры, эскимосы, индейцы Аляски, лопари, океанские корабли…
В этой маленькой комнатушке рождаются костылевские цветы. Вот Павел Ефремович берет кусок коленкора, вертит его несколько секунд в пальцах, и на ладони появляется ослепительный бубенчик, Костылев, как фокусник, делает один бубенчик за другим. Теперь остается посадить их на стебель, взять в руки конец стебля, и над столом закачается ветка лесного ландыша.
- Что вы думаете – все цветы одинаковы? – бормочет Костылев. – Нет. Цветы – как люди. Каждый человек не похож на другого, а если и похож – так не во всем. Так и цветы. У меня каждый цветок – разный. Я знаю это хорошо. Никогда не бывает так, чтобы один лепесток в точности походил на другой. Цветы – как люди.
Старик вытаскивает из сундука букеты. Чего здесь только нет! Лиловые и белые левкои, анютины глазки, пышные розы, скромные незабудки, пионы, хризантемы. Цветы как-будто живут, цветут и дышат. Я трогаю один из цветков и удивленно смотрю как на пальцах остается самая настоящая цветочная пыльца. Заглянешь в цветок и видишь, что костылевские цветы имеют тычинки и пестики, - все как полагается в природе.
Костылев сделает любой цветок, начиная от золотокронного подсолнуха, кончая нехитрым цветочком северных болот. Достойно удивления и уважения упорство старика! Запершись в комнате, он часами вырезает мельчайшие лепестки незабудки и сидит над грудой голубых звездочек.
- Работа наша трудная, - жалуется мастер. Редко кто соглашается учиться у меня мастерству до конца… бросают. А я привык и не могу жить без этого дела. Я ведь калека, еще раз говорю. Доктор-то мне все говорит, что болезнь у меня неизвестная еще. Может быть, слух и вернется. Лабиринт там какой-то у меня в ухе! Трубку где бы слуховую достать – может быть, легче было бы? Вот люди жадные бывают! У меня в Перми есть знакомая, у ее мужа-покойника была слуховая трубка. Я ее все прошу: продайте мне трубку – спасите меня! А она почему-то отказывается… Плохой она человек…
Костылева очень трудно понимать и при разговоре с ним чувствуешь себя как будто слушаешь неисправное радио.
А он сидит – чистенький и сияющий – и рассказывает, как устюжские пчелы летают к его окошку и… садятся на искусственные цветы, а потом сердятся, увидев обман, и, жужжа, улетают.
Старик живет на пенсию и мизерный заработок от цветов после того, как я присмотрелся к искусству Костылева, я написал в устюжской «Советской мысли» заметку о чудесах старика. В заметке говорилось о том, что Костылева нужно всемерно поощрять, что он может сделать сотни школьных гербариев местной флоры. Далее я писал о том, насколько замечателен этот мастер своим проникновением, и надо скорее ему во всем помочь.
Через день Костылев пришел ко мне.
- Что Вы сделали? – со вздохом спросил старик и указал пальцем на абзац. Я в недоумении прочел: «его изделия расходятся по Москве, Ленинграду, Вологде, Кирову, Перми, Архангельску!
- Ну, и что?
Старик возбужденно бормотал, вскакивал со стула, бегал по комнате. Долго я не мог добиться в чем здесь дело. Наконец, все выяснилось. Костылев боялся, что фининспектор, прочитав газету, сделает свой вывод и увеличит налог на старика. Опасения эти имели почву, так как инспектор этот прославился уже тем, что обложил огромным налогом музыкального мастера Колотова, конструктора первого северного «баяна».
Мне пришлось долго успокаивать старика. Наконец, он просветлел и стал говорить о цветах. Через несколько дней, когда заметка из «Советской мысли» была перепечатана «Правдой Севера» и вологодской газетой, Костылев успокоился совершенно.
- Теперь инспектор, небось, напугается и побоится увеличить налог, – так думал мастер!
Костылев ожил! Он днями просиживал над своими цветами, бегал в поисках материалов, ходил в промысловую кооперацию и предлагал устроить мастерскую цветов в Великом Устюге. Кооператоры это предложение одобряли, но ничего не делали. Тогда Костылев поехал в Пермь.
… Когда Линней отправлял свои коллекции за границу, шведский король спохватился и выслал в море корабль с пушками, приказав военной силой отбить гордость страны обратно – возвратить корабль с линнеевскими коллекциями в Стокгольм. Я вспомнил о случае с Линнеем – и вот по какому поводу. Районные работники даже не поинтересовались почему Костылев, разочаровавшись в Великом Устюге, вздумал его менять на Пермь, и упустили мастера.
Костылев не Линней, и глава устюжской промысловой кооперации Симонов – не король шведский, но бегство Костылева было, по существу своему, очень трагичным.
Из Перми Костылев вернулся веселым. Он бегал по городу, размахивая черной шляпой, и без умолку рассказывал:
- Ах, какой хороший рабочий народ в Перми и Тагиле! Как они любят цветы… Что делать? Ехать в Пермь или здесь оставаться? Нет! Надо здесь заставить народ любить цветы…
Совсем недавно я получил хорошую весть из города Водолея.
Костылев начал работать по-настоящему! Старику дали бригаду молодежи, и бригаду эту причислили к артели «Северная чернь». В бригаду попали две очень способные девушки – Шура Соболева и Нина Износова. Они в два месяца научились делать розы, левкои, ромашки, гвоздики…
Значит Костылева отбили у Перми!"

Информация взята из открытых источников сети интернет